Юрий Иванов-Милюхин - Драгоценности Парижа [СИ]
— Станичники, а ну прикрой, отцу и сыну…
Из зарослей навстречу Панкрату рванулся сухопарый Ермилка, вдвоем они подхватили девушку под плечи, укрылись с нею за плотной стеной высоких стеблей с коричневыми метелками. У берега их уже поджидали казаки с кордона, остальные станичники не переставали посылать пулю за пулей в сторону врага. Иногда оттуда прилетал испуганный гортанный вскрик, говоривший о том, что заряд нашел свою жертву. Под защитой братьев–казаков Панкрат с Ермилкой пробежали до близкого леса, положили девушку на заранее расстеленную бурку. Лицо ее по прежнему оставалось бледным, губы прошивались судорогой, но на шее под тонкой кожей упрямо пульсировала жилка, она будто заявляла, что ее хозяйке умирать еще рано. Панкрат упал на колени перед возлюбленной, разорвал на ней за воротник платье до предплечья. Пуля вошла чуть выше правой лопатки и застряла под плечом, но ключица оказалась целой. Казак поманил к себе Николку, забрав у него кружку, молча заставил из баклажки нацедить в нее чихиря, затем вытащил кинжал, смочил конец, расширил края раны. Плеснул вина и туда, принудив девушку передернуться, и только после этого как заправский коновал вогнал острие под кожу, моментально выковырнул пулю из–под ключицы. Девушка вскрикнула, вытаращила огромные черные глазищи, вряд ли она понимала, куда ее занесло, но когда зрачки сошлись на лице Панкрата, губы ее дрогнули:
— Любимый… — негромко произнесла она по татарски. — Разве аллах пощадил нас и мы не вознеслись еще на небо?
— Пока мы на земле, моя возлюбленная Айсет, — прижал ее голову к своей груди казак. — Самое страшное осталось позади, мы с тобой дома и нам предстоит начать новую жизнь.
Девушка улыбнулась и вновь закрыла глаза, но теперь для того, чтобы окончательно придти в себя. Собравшиеся вокруг казаки переглянулись, молча разошлись в разные стороны, бой с абреками продолжался и надо было применить немало искусства, чтобы заставить противника навсегда забыть об уведенной прямо из–под его носа первой на правом берегу Терека красавице…
В хате сотника Дарганова готовились к большому событию, неожиданно для всех глава семьи объявил о предстоящей на днях свадьбе. Второй день на подворье находилась девушка–чеченка, украденная старшим сыном Панкратом из аула за рекой. И столько же времени мирные с немирными чечены не давали покоя станичникам, переправляясь небольшими группами на левый берег, затевая кровавые стычки, стреляя с той стороны из ружей днем и ночью. Цель у них была одна — отбить соплеменницу, во чтобы то ни стало вернуть ее под крышу родительской сакли, чтобы сами родители выбрали ей правоверного жениха. Как раз эти женихи и собирали отряды, нападали на кордоны, грозясь уряднику стать его кровниками, они надеялись, что казак побоится прикоснуться к девушке, оставив ее честь не тронутой. Но они не учли его характер. Уже на второй день, ближе к вечеру, Панкрат вывел возлюбленную на крыльцо хаты и громогласно объявил собравшимся во дворе станичникам, что чеченская девушка Айсет стала его женой. В подтверждение этого заявления его тетка Маланья развернула окровавленную простынь и показала ее всем, и когда урядник с новоиспеченной женой спустились по лестнице на землю, окружающие в довершение увидели у нее на голове повязанный по бабьи платок, а под глазами темные круги. Несмотря на то, что рука у девушки висела на перевязи, лицо ее источало умиротворение, оно как бы выражало полное согласие со сказанным. Дело было сделано, оставалось осветить союз в церковке и закрепить его свадьбой, которую и объявил глава рода Даргановых сотник Дарган.
— Все–таки увел Панкратка от чеченов ихнюю девку, лихой казак, — накручивали усы собравшиеся на базу станичники, бабы со скурехами, лукаво щурясь, еще быстрее начинали щелкать семечки. — Да и то сказать, у Даргановых, кого ни возьми, все на иноземных кровях перемешанные, нашей доли наберется едва с четвертинку.
— Там одних русских только не хватает, — со смехом подхватывали подходившие служивые, и тут–же предупреждали. — Слух идет, что брат девки Муса обещался вырезать весь род Даргановых, не пощадит он и свою сестру.
— Тут поневоле на дыбы взовьешься, из чеченского рода Ахметки из мужчин один этот Муса остался, а теперь Даргановы принялись за ихних баб.
— Наш урядник тоже не промах, сказал, что у него главарь абреков в расход на первую очередь записанный, а он брехать не станет.
— Посмотрим, чья возьмет, нам главное себя в обиду не давать, а то полезут прусаками… изо всех щелей.
Свадьба должна была состояться через день. Родственники забегали по погребам, вытаскивая оставшиеся с зимы разносолы, кто–то поспешил в лавку за пополнением запасов, кто договариваться со священником — невеста изъявила желание принять христианскую веру. Хозяйка дома, удерживая чувства при себе, умело руководила подчиненными. Пока суета набирала обороты, Панкрат прошел с возлюбленной в комнату, присел на стоявшую у стены лавку:
— Айсет, я и моя семья тебя ничем не оскорбили? — ласково спросил он. — Все ли правильно делается, любимая?
— Я приму правила обряда такими, какими решишиь провести их ты со своими близкими, — потупив глаза, покорно кивнула головой невеста. Подтвердила не раз сказанное. — Я люблю тебя, для меня это является главным.
— Я тоже люблю тебя, — привлекая девушку к себе, заверил казак. — У нас все будет хорошо…
Немного подождав, он посадил суженую рядом с собой, заглянул ей в темные омуты зрачков:
— Я хочу, Айсет, чтобы ты была готова ко всему, потому что твой брат Муса поклялся вырезать весь наш род, он решил, что у него на это есть веские причины, — негромко объявил он, добавил, притихая в ожидании ответа. — Тебя он тоже записал в свои кровницы.
— Я все знаю, любимый, Муса мой старший брат, до последнего момента он был мне как отец, — еще ниже угиная голову, едва слышно ответила девушка.
— Если твой родственник придет к нам в дом, что ты станешь делать?
Панкрат решил выведать мысли возлюбленной, оброненная ею фраза, что она все знает, заостряла внимание на том, что девушка чего–то не договаривала. У водопада она обмолвилась о подслушенном ею разговоре между Мусой и его другом о какой–то кровной мести, но до конца тогда так и не раскрылась. В этот раз она вдруг сама твердо посмотрела ему в глаза.
— Если мой ближайший родственник переступит порог этого дома, я приму смерть спокойно, но от своего решения не отступлюсь, — с внутренней убежденностью сказала она. — На правой стороне Терека есть много достойных джигитов, но ни один из них не сравнится с тобой, с моим единственным на всю жизнь избранником. Ты мужчина и я тебя люблю.
